На Грушевского сутки не прекращается бойня. Эти швыряют камни и молотова, те – гранаты, пули и воду. К вечеру все заговорили о зачистке и чрезвычайном п. К майдану едут и едут автомобили с пакетами еды, дровами и лекарствами. Мужики выдалбливают брусчатку на Крещатике, набивают ей белые мешки из-под сахара и укрепляют баррикады. Баррикады вообще возводятся со скоростью света везде, где можно. Теперь в качестве строительного материала – автомобили.
Каждое попадание молотова в мента вызывает всеобщее радостное одобрение. Горящий мент — ликование. Лежащий мент — эйфория: «Подохните, твари».
Здесь же тётки в соболиных шубах бьют дубинами по сгоревшим клумбам: «Не хотим, чтобы наши дети и внуки жили так, как прожили здесь мы». Здесь же симпатичные студентки и добрые дамы в очках с толстыми линзами, похожие на библиотекарей, заботливо раздают бутерброды и чай. Центр города в едком чёрном дыму.
На пятом этаже дома профсоюзов отдыхает и залечивает раны «Правый сектор». Арматура, шлемы, бутылки, противогазы, биты, лопаты, ломы, пацаны. Меняют друг друга, идут в бой.
На улице выстраиваются колонны людей в масках, с цепями, палками. На скорую руку проходят инструктаж комендантов: «Не геройствуйте, все должны жить». По команде бегут на Грушевского.
В общем, нормальная, будничная евроинтеграция.
(С)